«Катюши» – «Сталинские орга́ны» - Артем Владимирович Драбкин

Сталина все части, подобные нашей, обыкновенные солдатские, были превращены в военные училища. Так я стал курсантом Московского Краснознаменного минометно-артиллерийского училища им. Красина, поэтому мы приехали в Москву, училище располагалось около ипподрома. И вот тут мы узнали, что такое война. Каждую ночь Москву бомбили, как во время крупных налетов, так и отдельные самолеты. Нам приходилось ночью идти в метро как в бомбоубежище, а днем заниматься: надо изучать артиллерийское дело. Курс не уплотнили, но произошло так, что ночью не спишь, а днем занимаешься, – очень сложно и тяжело было. Но в то время Москву практически все время беспокоили. Питание было хорошее, здесь преподаватели были еще более грамотными и квалифицированными специалистами, чем у нас. Июль и август мы прозанимались, мы в это время постоянно видели военные поезда, «литеры» катились ближе к Ленинграду и Москве. Многое было нам непонятно из того, что происходит на фронте, потому что то внутреннее чувство превосходства, которое мы имели под влиянием довоенного воспитания, как-то потихонечку развеивалось. Где же наши силы? Почему мы отступаем? Не было понятно, хотя политработники продолжали что-то традиционно объяснять. И вот в сентябре наше училище разделили на три части.

Одна часть, самая маленькая, села на «катюши», и они под Оршей впервые нанесли ракетный удар по гитлеровцам, который оказался неожиданным для немцев. Это была батарея Флерова и еще несколько батарей. Тогда в училище теории ракетного дела еще не было, мы изучали только артиллерийские системы, но, очевидно, эту группу учили специально. Вторая часть, в которой был и я, получила 152-мм гаубицы, и нас превратили в солдат, тогда в конце сентября были брошены для защиты Москвы все военные училища и все академии. Я считаю, что немцев под Москвой остановила вот эта сила – народное ополчение, оно не было квалифицированно, а мы были. Я отступал на Волоколамском направлении сентябрь, октябрь и ноябрь месяцы. Это были тяжелые оборонительные бои, превосходство Гитлера чувствовалось в воздухе, он был заполнен немецкими самолетами. Они всегда предварительно бомбили наши позиции, но мы старались как можно глубже врываться в землю. Поэтому у нас, артиллеристов, были не такие большие потери от бомбежек, как можно было ожидать. Мы находились примерно в 5–7 км от передового края, наша 152-мм пушка позволяла нам наносить удары с такого расстояния, а потом ночью опять нужно было не спать: отступать до следующего оборонительного рубежа, и там снова врываться в землю. Потерь было не так много, но дикая, нечеловеческая усталость из-за ночных отступлений, одновременная подготовка к очередной обороне, все это очень изматывало. Я был обыкновенным заряжающим, снаряд весил 43 кг – довольно тяжелая штука. Но мы непосредственно стреляли на расстоянии, немцев не видели, только авиацию. В батарее снарядов было вдоволь, мы их не жалели, но вот что характерно для боев под Москвой – это бесконечное количество листовок. Немецкая авиация бросала не только бомбы, но и агитацию, довольно обильную; листовка разрешала переход через фронт, тебе как пленному немцы обещали золотые горы. Но никто в это не верил, мы были все-таки, во-первых, артчасть, во-вторых, курсанты. А вот третья часть нашего училища участвовала в военном параде 7 ноября 1941 г. на Красной площади, а мы, большая часть, участвовали в это время в боях. Вообще-то мы отходили раньше пехоты, но встречались с отступавшими – наши солдаты очень понуро шли. И вот что интересно: бомбежки были, но под контрбатарейный немецкий огонь мы не попадали. Во время бомбежки огня мы не вели, прятались; мы были будущими офицерами, поэтому нас старались беречь. Бомбежка продолжалась 20–30 минут, потом уже самолеты улетали, и мы снова начинали артогонь. Служба оповещения действовала хорошо, потерь у нас было немного, но матчасть выходила из строя. Когда после двух месяцев ожесточенных боев мы вернулись, у нас сохранилось 90 % личного состава. Произошло это так: мы уже твердо знали, что дальше отступать не будем, 41-й км под Москвой, был приказ «Ни шагу назад». Еще снег выпал, холодно, мы в шинелишках, в яловых офицерских сапожках, и вдруг к нам приходят части и приказывают, чтобы мы покинули позиции. Мы сначала сказали, что не уйдем, но они пояснили, что заменяют нас. Это были сибиряки – в полушубках, в валенках, с новой техникой. И вот, представьте себе, они нас заменяют, а мы садимся в эшелоны и едем через Москву. Город представлял собой страшную картину – мы не узнали столицу через 2 месяца нашего отсутствия: надолбы, везде все говорило о том, что Москва готовилась к уличным боям. Печальные и черные дома и от непрерывных бомбежек, и потому что пожары возникали постоянно.

Представьте себе чувства человека, которого сняли с фронта, посадили в поезд и отправили учиться – когда? – в ноябре 1941 г.! Это говорило о силе страны, когда она могла снять с фронта части и отправить их учиться дальше. И мы ехали через всю страну до Урала и в г. Миасс – наше военное училище продолжало функционировать. Вот уже здесь с питанием стало тяжело. Сколько радости было, когда мы попадали дежурить на кухню: можно хоть чуть-чуть отъесться. Жарили картошку прямо на буржуйках, когда чистили, и ели вот такую печеную картошку. Так получилось, что в одно из таких дежурств меня забрали в госпиталь. Оказалось, что поврежден желудок, и я примерно три недели вынужден был лежать в больнице из-за плохого питания – там давали манную кашку, чтобы восстановить желудок, но я так и остался навсегда больным человеком. Я хочу сказать, что, несмотря ни на что, нагрузку нам физическую никто не снижал, надо было пробежать 15 км с полной выкладкой, то есть винтовка, вещмешок, с палаткой и запасными частями. Я норму выполнил, но это было очень сложно. Учеба продолжалась, у нас снова были очень квалифицированные, замечательные преподаватели, но нас учили уже не артиллерийским системам, а ракетным, из нас готовили уже ракетчиков. Давали нам топографию, мы владели всеми приборами, которые с ней связаны, проходили практику, непосредственно с теодолитами выходили на местность, делали замеры. Обучение было очень хорошо поставлено. Вот только ходить мы продолжали в наших шинелишках.

В апреле 1942 г. (задержка у меня с окончанием курса произошла из-за болезни) я закончил Московское Краснознаменное минометно-артиллерийское училище им. Красина в звании лейтенанта, у меня не было четверок, только отличные оценки по всем предметам, а их было 17 или 18: одни связаны со знанием уставов, другие со знанием артсистем, политическим образованием, по ракетным системам. В итоге я получил офицерскую форму. Там